Возраст: 35 лет
Текущее место работы: директор ТОО «Bilim Media Group», Председатель попечительского совета ОФ «Wikibilim».
Образование: Алматинский государственный университет имени Абая, факультет международных отношений, Академия народного хозяйства при правительстве Российской Федерации, Высшая школа международного бизнеса в Москве по специальности «Стратегический менеджмент и финансы».
Примечание: имеет опыт работы экономическим обозревателем агентства «Хабар», собственным корреспондентом агентства «Хабар» в Российской Федерации, редактором аналитической программы «Жетi кун», руководителем пресс-службы Посольства Республики Казахстан в Российской Федерации, первым секретарем Посольства РК в РФ, Награжден медалью «Астана 10 жыл», «Википедист года — 2011», международная конференция «Wikimania 2011».
Каждая встреча с Рауаном Кенжеханулы — как увлекательное путешествие. Пусть не в зазеркалье, но в какой-то новый мир — яркий, легкий и свободный. В нем нет границ и барьеров, и любой человек может найти здесь себе любимый уголок — настолько этот мир богат и щедр. И после каждой встречи в душе остается ощущение легкой эйфории от открывающихся перспектив. И гордости — за то, что такие люди творят и вдохновляют именно здесь, у нас в стране.
V: Рауан, мы с вами знакомились, когда стартовал проект «Казакша Википедия». Откуда такая страсть к казахскому языку?
Р. К.: Мне очень повезло родиться в семье двух ученых, лингвистов. Папа — литературовед, фольклорист, мама — методист, преподаватель казахского языка в вузе.
Наверное, это закономерно, что я пришел к проблемам родного языка, к стремлению развивать его, поддерживать. Я не лингвист по образованию, но это моя страсть. Страсть, которая передалась мне от родителей. Мы всегда обсуждали эти вопросы, всегда дома были интересные гости, друзья родителей, их круг общения — это тоже ученые которые могли что-то интересное рассказать на эту тему. И с детства, бегая рядом с дастарханом, удалось нахвататься всего понемножку (улыбается).
V: В вашей биографии есть и дипломатические страницы.
Р. К.: У меня была мечта о дипломатии на заре нашей независимости. Мы были старшеклассниками, когда рухнул Советский Союз, и потому все, что касалось построения независимого государства, проходило у нас на глазах.
V: Наверное, это формировало личность...
Р. К.: Нашему поколению было по 14-15 лет, когда мы впервые увидели национальную валюту, это яркие события нашего отрочества. Мы — первое поколение школьников, которые на уроках обществознания изучали первую Конституцию — сначала 1993 года, потом 1995 года, и все это мы назубок знали, сколько статей, о чем они говорят. И все это, по-видимому, мы пропускали через себя. Потом уже осознанно был выбор пойти на факультет международных отношений в Алматинском госуниверситете.
Будучи студентами, мы уже пытались активно участвовать в каких-то процессах. Мы попросили, чтобы нам позволили программу «Дебаты», которая создавалась еще Фондом Сороса, перевести на казахский. Я стал координатором программы, мы ездили по областям, проводили семинары, тренинги. В итоге это все вылилось в телевизионный проект, который назывался «Город будущего», в казахской верссии «Азамат», и который много лет успешно шел в эфире телеканала «Хабар».
После университета поступило предложение пойти в МИД, что было, безусловно, интересно, но зарплата была очень маленькая. И было предложение от Агентства «Хабар» поработать над этим проектом. А уже потом были и новости, и аналитика, и международное обозрение...
V: То есть еще и журналистика?
Р. К.: Она как-то сама пришла. Очень интенсивно поработав в службе новостей в Алматы, я попросился в Москву собкором. Позднее меня пригласили работать в посольстве Казахстана в Москве, где я провел два года. Мне удалось посмотреть на Москву с разных сторон — как студенту, живущему за МКАДом, со всеми прелестями такой сложной Москвы. А в посольстве — это уже была совсем другая Москва. Приемы, встречи, квартира в центре Москвы...
V: Дипломатическая неприкосновенность...
Р. К.: Да, и это уже совсем другой мир. В общем, удалось сравнить и прочувствовать. Довелось также очень много поездить по России, познакомиться с разными замечательными людьми. Потом получился очень интересный поворот — меня пригласили поработать в регион, в Казахстан — в Актау. Посол, был назначен акимом Мангистауской области, и он пригласил поработать директором областного телеканала в Актау.
Мангистау — это вообще особый мир, интересный регион. Он и географически расположен немножко обособленно, и ментально тоже достаточно интересный, отличающийся от всего остального Казахстана. Честно говоря, я сразу же влюбился, и мне было интересно работать — два года на областном телевидении и потом еще два года в акимате. Мне кажется, это был самый насыщенный период.
V: Но позже вы уехали в Гарвард.
Р. К.: У меня была мечта — получить образование в Гарварде. И когда меня спросили: а куда в Америку ты хочешь поехать, я ответил — а где находится Гарвард? Мне сказали: в Бостоне. Ну, тогда надо ехать в Бостон... С точки зрения образования и саморазвития эти два года в Америке, из них полтора — в Гарварде, конечно, были бесценны. Они изменили мою жизнь.
Захотелось реализовать идеи, которые выкристаллизовались во время учебы. Я старался выбирать много курсов по тому, что сейчас называют «новые медиа», технологии в образовании, технологии в госуправлении и так далее. И на стыке технологии и проблем языка мы нашли себя в таких проектах, как «Казахская Википедия», добавление казахского языка в переводческий сервис Google-переводчик, создание онлайн-библиотеки, создание онлайн-словарей — то есть технологий, которые позволяют облегчить использование языка, сделать его более современным и доступным, более живым, сделать его напрямую связанным с ежедневным человеческим бытом...
V: И в то же время повысить качество собственно контента.
Р. К.: Да, это тоже важно. Мне повезло, что я прошел через казахский язык в самом его сердце — в быту, и еще в среде интеллектуалов, которые занимаются его изучением. Русскоязычная среда — это мое обучение в университете, все, что связано с журналистикой, с работой в России. Поняв, что лимиты русского языка есть — потому что если вы хотите состояться как профессионал в бизнесе, в технологиях, в науке, вы все равно придете к тому, что вам нужен английский язык. Потому что 70% науки делается на английском языке. Все, что связано с технологиями, деловым общением — оно приходит из англоязычного мира. С точки зрения доступности — это язык, который более всех уже вошел в какую-то форму и стандартизировался, что его очень легко учить по сравнению с другими языками.
V: А как вы пришли к проекту «Казакша Википедия»?
Р. К.: Во время обучения в Гарварде в одном из курсов по новым медиа, глава была посвящена Википедии. Нам предлагали взглянуть на этот проект как на технологию, которая собирает вокруг себя людей, и организует их без организации. Это то, что мы называем краудсортинговой технологией — собирать людей вокруг какой-то одной идеи, чтобы эти люди могли эффективно участвовать в реализации этом миссии.
V: Формально не состоя ни в каких отношениях...
Р. К.: Формально эти люди даже не знают друг друга, ничем друг другу не обязаны. Но есть общие принципы и ценности. И вещи, которые казались нонсенсом, реализованы на таких принципах.
Википедия — это проект, который придумала группа людей более 12 лет назад. Вообще-то они делали коммерческий проект — хотели сделать энциклопедию, которую люди будут делать, чтобы потом можно было ее продать. Так идея не сработала. Потом они отказались от коммерческой основы, и проект начал реализовываться как простая идея — сделать доступной всю сумму знаний человечества для всех людей бесплатно. Эта идея стала ценной для большого количества людей, профессионалов, которые начали писать статьи. И на сегодняшний день в Википедии насчитывается более 30 миллионов статей на более чем на 285 языках.
V: То есть практически во всех странах...
Р. К.: Именно. Создание Википедии привело к тому, что энциклопедия «Британика» перестала существовать. Это двухсотлетний проект, очень надежный, на который ссылаются ученые в своих работах. И в редакции два года назад сказали: мы закрываемся, потому что наша дальнейшая работа стала бессмысленной.
И это случилось из-за некоммерческого проекта, из-за людей, которые делают это самостоятельно.
V: Просто так, на энтузиазме?
Р. К.: Просто так, на энтузиазме. Книга, которая впервые исследовала Википедию как социальное явление, называется: «Как группа из „никто“ создала величайшую энциклопедию в мире». Три страницы в этой книге было посвящено казахскому разделу Википедии, и говорилось, что это уникальный случай. Потому что раздел работает на трех алфавитах одновременно — арабский, латиница и кириллица. То есть автор задумался, насколько это сложно, что одно и то же сообщество людей, которые пользуются одним и тем же ресурсом, создают его, имеют одновременно три identity. Ведь алфавит — это же не только набор знаков, но еще и разные мировоззрения.
Это тронуло меня до глубины души. Я очень серьезно задумался: а у нас есть эта группа «никто», которая сможет создать такую замечательную энциклопедию на своем родном языке? Созрели ли мы как социум, как общество для того, чтобы люди сами это создавали — без денег, без мотивации, без организации, без редакции? Если это работает в мире, почему мы не можем это сделать?
Потому что когда говорится о каких-то общественно-политических преобразованиях или предпринимательских начинаниях, часто говорят: наше общество не готово, мы не можем этого сделать.
V: Есть такие стереотипы...
Р. К.: Конечно. А вот здесь мы готовы или нет? Я начал говорить об этом своим друзьям. Были мотивы не просто язык поддержать, создать какое-то количество статей. Это был, если хотите, некий социальный эксперимент — можем или не можем? Есть эта группа людей, которая готова постоять за свой язык? Потому что, в конце концов, Википедия и другие технологии, которые мы пытаемся применять, они дают свободу действий: они говорят — есть технология — пользуйтесь ею, если вы хотите, чтобы ваш язык развивался, берите и делайте. Никто, кроме вас, этого делать не будет. Ни одна страна мира официально не поддерживает Википедию и не создает редакции.
Но Википедия дает возможность любому языку открыть свой раздел и начать его развивать. Но не все языки объективно готовы работать так. Есть языки, на которых написано более 4 миллионов статей — как английский. А есть языки, на которых размещена всего пара тысяч статей. Вот уровень «жизнеспособности» языка в моем понимании. И мы участвует в этом большом забеге.
V: Достойно?
Р. К.: Если говорить цифрами, сейчас мы из 285 языков стоим на 31 месте. А были мы на 127 месте. У нас в разделе размещено более 207 тысяч статей. Кампания по оцифровке материалов дала нам серьезный количественный рост, но в то время по качеству, в частности, по такому показателю, как глубина раздела, мы были практически на нуле. Мы открыто об этом говорили на встречах с редакторами, пытаясь их ориентировать — давайте не будем гнаться за цифрами, лучше давайте будем углублять эти материалы.
V: То есть все эти двести семь с лишним тысяч статей постоянно усиливаются, совершенствуются?
Р. К.: Это заметно по индексу глубины — раньше у нас был ноль, а теперь уровень равен восьми. Это достаточно серьезный рост.
V: За короткое время?
Р. К.: За очень короткое время. Есть очень большие разделы, в которых более миллиона статей, и у них тоже глубина на уровне 7-8. Я не говорю, что это цифра, которой можно уже гордиться, но это уже не ноль. Это означает, что у каждой статьи есть редактор, который развивает ее.
Статистика Википедии — она вообще как на ладони показывает также, сколько людей за последние тридцать дней заходили и редактировали статьи. В нашем разделе стабильно трудится 250-260 человек, и еще 33 тысячи редакторов прошли регистрацию и периодически участвуют в процессе.
V: А эти 250 человек?
Р. К.: Это люди, которые работают над материалами Википедии как минимум пять раз в месяц. И это сообщество свободных редакторов Википедии уже состоялось. Когда мы запускали проект, у нас было несколько человек, которые ездили по регионам, рассказывали о проекте в разных аудиториях, а также те, кто выполнял черновую работу по оцифровке материалов. Но прежде чем мы нашли наших редакторов, прежде чем проект стал действительно работать, нам пришлось пересмотреть даже слоган.
V: Слоган?
Р. К.: У Википедии слоган «Свободный доступ к сумме человеческих знаний». В самом начале нашей работы над проектом этот слоган не сработал. Потому что мы давали его «как есть». Он начал работать только тогда, когда мы его дополнили: «Свободный доступ к сумме знаний человечества на твоем родном языке». То есть люди были не готовы служить какой-то глобальной миссии, но были готовы поддержать проект на локальном уровне.
V: На Википедии вы не остановились...
Р. К.: Дальше речь уже шла о возможности конвертации энергии этой части нашего общества во что-то полезное. Мы задались вопросом: можем ли мы создать онлайн-библиотеку? Этот процесс — создание библиотеки на казахском языке тоже имеет свои сложности, связанные с алфавитом. Чтобы разместить в онлайн-библиотеку тысячу книг, опять же нужно иметь серьезную редакцию. Делать это — дорого и долго, поэтому мы снова обратились к пользователям: как вы смотрите на то, чтобы найти свою любимую книжку, отсканировать, вычитать аккуратно и ответственно — ведь после вас ее будут читать другие люди, и если там будут ошибки, это будет неприятно. И люди начали это делать — они начали присылать книги.
С той же идеей мы пошли к авторам, чтобы они позволили нам выложить их в свободный доступ. И первым, кто нас поддержал, был Мурат Мухтарович Ауэзов. Мы обошли около двухсот авторов и правообладателей, которые сказали: почему нет? Никто сейчас на этом не зарабатывает денег. И наследникам хочется, чтобы имена авторов были живы. Мы использовали ту же правовую базу, что и в Википедии, Creative Commons. Кстати, Казахстан был первой страной, которая разместила свою 10-томную официальную энциклопедию под лицензией Creative Commons в свободный доступ.
И сейчас этот проект — kitap.kz — насчитывает порядка 7 тысяч произведений. Они доступны и с мобильных устройств, их можно не только читать, но и слушать.
V: Слушать?
Р. К.: Это был отдельный проект, который мы назвали «Аудио хрестоматия казахской литературы». Идея состояла в том, чтобы все произведения, которые есть в школьной программе по казахской литературе, можно было найти в аудиоверсии. Не отрывками, а целое произведение.
Есть еще большой 15-томный толковый словарь литературного казахского языка.
V: Зачем?
Р. К.: Словари с казахского на русский более-менее доступны, а вот толкование слов на казахском языке найти сложно, это важно для пользователей — журналистов, студентов, учеников. Мы опять же пошли к группе авторов (институт языкознания имени Байтурсынова) которые готовили и издавали его в течение почти десяти лет. Они дали права, и 150 тысяч слов и словосочетаний, составляющие «Универсальный словарь казахского языка», стал доступен в рамках онлайн-библиотеки.
V: А Google-переводчик?
Р. К.: Google-переводчик — это тоже проект, основанный на идее краудсортинга. Когда мы обратились к Google с вопросом — почему нет казахского языка в вашем переводчике, они ответили: тот, кто выбирает язык для включения в Google-переводчик — это не мы, а вы, носители и пользователи языка. Мы создали алгоритм, машину, которая может понять природу вашего языка и начать выстраивать алгоритм перевода. Это уникальная система — система статистического перевода. И чем больше будет «зеркальных» текстов в доступе у Google, тем быстрее мы сможем включить язык в систему. Процесс пошел, мы в том числе находили параллельные тексты — начиная с законов, которые у нас издаются на двух языках, и заканчивая газетами, которые тоже выходят на двух языках.
И вот в Google сказали: мы получили достаточное количество материалов, теперь нам нужно 10 тысяч устойчивых словосочетаний. Но это уже должно быть сделано профессионально. Эту работу мы с нашими партнерами уже тоже завершили, загрузили в систему, теперь ждем.
V: И каков портрет того, кто реализует такие проекты?
Р. К.: Не так давно Университет Джорджа Вашингтона организовал встречу специалистов, которые изучают Казахстан. Тема конференции звучала так: «Молодежь Казахстана — социальные изменения, возможности и вызовы». Одним из вопросов было — насколько молодежь Казахстана участвует в общественно-политических процессах. Я не могу говорить об общественно-политических процессах, но я готов сказать, что в Казахстане есть очень много молодых людей, которые готовы делиться своей энергией, силами, знаниями, чтобы поддерживать начинания, подобные нашим, в разных сферах.
И идея конвертации этой энергии, которая очень часто уходит в негатив, была очень важна. Я хорошо знаю эту среду — в ней много нереализованного потенциала, который распыляется в виде кухонных разговоров.
V: Вы говорите об энергии, которую Лев Николаевич Гумилев называл пассионарностью?
Р. К.: Да. И эту пассионарность можно и нужно конвертировать во что-то продуктивное. И даже на бытовом уровне мы говорим: конечно, можно стучать по столу, а можно просто брать и делать. Есть вещи, которые зависят только от вас — не от дяденьки, не от правительства, не от президента, не от документов, не от денег — а только от вас. Найдите полчаса в день, сделайте дело. И вы будете видеть его, эта статья никуда не исчезнет, ее не украдут — это всегда будет ваша лепта. И люди начинают работать. Потому что это меняет сознание — нужно брать все в свои руки и работать. Тут же не будешь говорить — нет, я делать ничего не буду, пусть делают другие. Это же вообще не вариант, не путь, и даже не предмет для дискуссий.
V: Кроме общественно-языковых проектов вы также работаете и в образовательной сфере.
Р. К.: Как бы избито это ни звучало, я считаю, что образование является самой важной сферой, от которой реально зависит то, как мы завтра будем жить. Если говорить очень приземленно — я делаю это для своих детей. Можно много говорить о государстве, о стране, о системе. Я недоволен тем, что есть у нас в системе образования, и мне хочется сделать что-то более интересное и современное, чем будут пользоваться мои дети.
Моему ребенку семь лет, он пошел в школу. Мы знакомимся с системой изнутри, общаемся с учителями, видим учебники, участвуем в процессе подготовки... Вы сейчас улыбаетесь, и это понятная реакция. Образование — это сфера, в которой специалистами себя чувствуют все. Кто-то участвует в процессе, как учитель, очень большое количество людей участвуют как родители, все мы в той или иной мере знакомы с ней. И у всех есть мнение о том, хорошо это или плохо. Где хорошо, где слабо.
Это очень важная сфера, в которой очень большое количество людей считают, что они знают, как это должно быть. И в какой-то мере они все правы. То есть не прислушиваться к мнению людей нельзя. Здесь мы тоже пошли тем же путем — если тебе что-то не нравится, сделай лучше. И опять же на стыке технологий.
У нас есть возможность изменить ситуацию. Нужно конвертировать содержание учебного процесса и материалов в формат, с которым можно работать на разных устройствах, сделать это по-настоящему интересно, увлекательно, чтобы это было доступно тогда, когда я настроен на обучение — утром, днем, вечером или ночью — в любое время.
V: В любом месте...
Р. К.: Да — на пляже, в классе, в транспорте, в лифте — и дать мне возможность получить знания. Мы начали искать, что есть в мире. Здесь тон задаем не мы и даже не наши соседи — это достаточно новая сфера для всего мира. Она очень динамична, потому что она связана с технологиями, а технологии меняются постоянно.
V: Дети тоже сейчас развиваются быстро.
Р. К.: К сожалению для школы, для учителей и системы в целом. Потому что дети приходят в школу с более высокими требованиями, со знаниями, которые уже не всегда доступны самим учителям. И учителя начинают бояться учеников. Поэтому очень важно ломать стереотипы учительского мышления, важно чтобы они понимали, что они не могут конкурировать со внешней средой.
V: Они и не должны.
Р. К.: Да, они должны не конкурировать, а использовать новые возможности, чтобы научить уже ребенка ориентироваться в этой безграничной информационной среде, учиться распознавать, сортировать и фильтровать информацию, чтобы не утонуть в ней. А для этого нужно обучать самих учителей. Мы свою задачу видим в том, чтобы принести в школу и показать возможности технологий. А уж как использовать их в своем творческом процессе — должны решать учителя и ученики.
V: И все-таки — почему снова технологии?
Р. К.: Мечта о том, чтобы технологии начали работать на образование, была всегда. Вообще та система образования, которую мы сейчас имеем, является результатом развития технологий. Потому что появилась печатная машина, и благодаря Гуттенбергу мы получили возможность транслировать знания не из уст в уста, а через материалы, через книги, наглядные пособия и так далее.
Но при этом технологии менялись, а образование как использовало инструменты Гуттенберга, так и продолжает — в частности, осталась классная комната, те же парты, та же доска, один учитель, те же тридцать детей. То есть система образования за последние сто лет никак не изменилась. Если сравнивать с операционной, то она изменилась до неузнаваемости. И когда происходит очередной технический прорыв — появилось радио, телевидение, Интернет — всегда говорят: это должно работать на образование. И чаще всего ничего не получалось.
V: Наверное, потому что у нас в образовании слишком много реформ...
Р. К.: Образование — это очень консервативная среда, а еще образование, как процесс требует интерактивности. Ведь учебники, радио и телевидение очень похожи — они транслируют знания из одной точки в другую без обратной связи. Интерактивность появилась благодаря Интернету, теперь мы можем получать обратную связи и улучшать ее качество. Новые возможности интернета — по качеству, по скорости, по технологическим возможностям — дают большую надежда, что он начнет работать на цели образование. Мы среди тех, кто питает такие надежды и очень верит в возможности технологий, которые могут сделать качественное образование доступным для всех. И это очень важно.
